Аромат ванилина

 

 

А ведь жизнь, что ни говори, всё лучше становится. Я, например, каждый день что-нибудь такое приятное и полезное замечаю. Вот, прямо с самого утра, сами судите: чайничек электрический – какая удобная штука! Кружку воды плеснул, обернуться не успеешь, а уж закипел – пей себе чаёк безо всякой возни с плитой. А если на работе где или в гараже, то и яичко сварить можно: раза его три-четыре доведёшь до кипения, и порядок. Хорошая штука. А уж о микроволновке и говорить нечего – вообще чудесная вещь! Всем друзьям рекомендую, кто ещё не обзавёлся. И, опять же, экономия какая государству: газ-то мы за валюту покупаем, а с валютой сейчас – сами знаете как. Никак, можно сказать. Она и не нужна-то рабочему человеку, но когда в стране чего-то дефицит, это очень отрицательно на народную психику воздействует и с такими вещами нужно бороться. Потому, экономия газа, это прямая помощь государству и, можно сказать, личная поддержка правительству, которому, гляди-ка, и меньше проблем будет решать в условиях этого треклятого мирового финансового кризиса. А машины у нас теперь какие! Вот, были у меня «Жигули», семнадцать лет отъездил, новой брал, из магазина, в смазке, в плёночке. Где-то уж теперь моя ласточка… Так вот: что ни выходной, то – в гараже. То стартер, то генератор, то подшипник какой, то карбюратор перебери, то глушитель поменяй, то подвари, то подкрась. Морока одна! А теперь? Песня, а не машинка! Маде ин Джемани, пятнадцать лет уж скоро, а ни жучка, ни дырочки! Мотор заведёшь – душа радуется. Бывает иногда всякое, всё ж не новой брал, немецкий товарищ на ней тоже поездил. Но, не сравнить же! Что сам сделаю, а когда и мастерам отгоню, на сервис. Сервисов-то сейчас – пруд пруди, ищи только где подешевле, да чтобы старые детали поставить не пытались, да чтобы не одна молодёжь желторотая, а так – полно. Без сервиса, как ни крути, современную машину не отремонтируешь – электроники много. Это у немцев электроника не часто ломается, а у нас климат сырой и другие вредные воздействия от некачественного топлива и песчано-солевых смесей. Это понимать надо, а то соседи говорят, мол, за те деньги, что один мой подшипник стоит, можно в «Жигулях» всю подвеску перебрать. Так в «Жигулях»-то её каждый год перебирать нужно, а я уж два года езжу без шума и пыли, как говорится, а главное: это же совсем другого уровня комфорт и безопасность – дверцу захлопнешь и, будто в аквариуме, ни звука. Бензин дорожает только, но это мировая тенденция такая, что поделаешь, у нас он и так дешевле чем у соседей – все к нам заправляться ездят. Вот ведь жлобы: у них там зарплаты под тысячу вражеских, а ради копеечной экономии готовы круги нарезать. Так вот, я в гараже за два года и комбинезон не износил. Хороший, правда, комбинезон – на работе сейчас выдают. Очень качественный и удобный. Раньше-то когда дадут тряпьё какое, что до первой стирки только и доживало, а когда и вовсе нет ничего. Ходили все как оборванцы: кто чего из дому принёс, чего не жалко уже, в том и шастали.. А теперь, вот, отличные просто комбинезоны, просто жалко в таком работать. Все их домой забирают – на даче, там, возиться или в гараже, а то и в лес по грибы-ягоды ходить, на рыбалку опять же. Совсем не то, что раньше. Я, вот, и ботиночки домой принёс. Хорошие ботинки, прямо модельные. На резиновой подошве, со шнурочками, при всех делах. Для повседневной носки на работу–домой – вполне подходящие. Да и не укупишь по нынешним временам… А так – бесплатно. Вообще, на работе много положительного: инструментик новый, приспособления, материалы какие! Машины, опять же, новенькие, все почти отечественные, кстати. Приватизацию, вот, затеяли. Она-то уж была, когда и у всех, да только акции нашего СМУ разбрелись уже: кто уволился, кто на пенсию вышел, а появились какие-то иностранные дельцы, которым очень интересно было бы акции эти скупить и на месте нашего СМУ устроить какой-нибудь гипермаркет или бизнес-центр с подземным гаражом и аквапарком, а рабочих – вышвырнуть, как по их обычаям положено. Сам начальник со всеми беседовал, ситуацию эту объяснял и просил не остаться равнодушными к судьбе родного предприятия, а кто ссуду в банке возьмёт и акции купит, тому, сказал, это будет гарантия продления контракта. Так что, налаживается всё, что бы там не говорили. А тем, кто вечно чем-то не доволен я очень просто предлагаю прогуляться в ближайший магазин и спрашиваю, может ли быть такое изобилие при плохой жизни? Вот именно! А цены что? Ты работай, не ленись. Да и меру знай – не каждый же день осетров покупать, под коньячок. На днях, вот, даже поэта одного сумел убедить. Раскрыл глаза, как говорится. Сосед он мой по гаражу, хороший мужик, спокойный, культурный. И компанию всегда поддержит, если попросишь, и вообще. Одно только – оппозиционер, на всё у него претензии имеются – то то – не так, то это – не этак. Но сам по себе мужик не плохой и ко мне с большим уважением относится. Так и говорит, как выпьем:

«Ты, Мишаня, типичный представитель нашего великого народа – ничто тебя не согнёт и не сломает! Смотрю на тебя и несмышленым ребёнком себя чувствую».

Любит он со мной побеседовать.

И вот, в субботу, машинку я свою протёр, как полагается, в гараже прибрал, и бутылочка у меня, и ссобойка, а соседей – никого. Уж думал домой идти, а тут поэт мой приехал, литератор.

- Пойдём, – говорю, – по маленькой.

- С большим, – говорит, – удовольствием, Михаил Иваныч, машину только сполосну.

Пока я на верстак накрывал, чем богат, он уж и управился.

- Извини, – говорит, – ничего с собой не имею, кроме, разве что, сырочков творожных. Я, – говорит, – курить бросаю, а вместо сигареты, когда совсем уж невмоготу, чего-нибудь такого жевать пристрастился. Уже и не знаю, что бы мне дешевле обходилось.

Посмеялись мы, выпили по одной, поговорили, по второй накатили, природой осенней полюбовались, а там и третья подоспела – поэту самое время пришло закурить. Он тогда из портфельчика своего достал сырок развернул аккуратно и жуёт, а сам обёртку крутит, вычитывает содержание белков и углеводов. Тут, смотрю, отложил сырок, вздохнул, посмотрел на меня тоскливо и говорит:

- Дай ка мне, Мишаня, сигаретку, не могу я на это смотреть спокойно!

Дал я ему сигарету, огоньку поднёс и интересуюсь, что его так расстроило.

- На, – говорит, – читай внимательно.

Читаю: «сырок глазированный, туда-сюда, с ароматом ванилина…».

- Стой, – говорит, – вот как может быть аромат ванилина, можешь ты мне объяснить?

- Ну, как? Обыкновенно – добавили ванилин, вот тебе и аромат.

Поэт за голову взялся, качает головой и говорит:

- Ванилин, Миша, получают из плодов ванили. Высушивают их в теньке и на них от этого выступают кристаллы, которые ванилином и зовутся. Ванилин – производное для кулинарных целей. Никак, никак не может быть аромат ванилина, а только аромат ванили!

- Да что ты, – говорю, – так расстраиваешься, если оно пахнет одинаково, то какая разница? А ты легко можешь на завод письмо написать. Скажешь: «Я, филолог с высшим образованием, с вашей надписью не согласен. Прошу принять меры…». Подумаешь, беда.

- Да это не беда, конечно, – соглашается – но, понимаешь, тенденция. Мне, вот, один вундеркинд недавно книжку свою преподнёс. С дарственной надписью, как полагается: «От благодарного ученика», и всё такое. Целая книжка стихов, понимаешь, обычного формата. Я как-то обрадовался даже:

«Молодец, – думаю, – на свои средства напечатал, не побоялся. Обязательно, – думаю, – надо почитать и рецензию парню устроить – всё ж таки не последний я человек». Открываю: что такое ?! Думал это шутка просто, созорничал парень. Дальше смотрю – то же самое. Всю книжку прочёл. Всю! Миша, я всякое видел, но… «Её глаза сияли красным светофором…» – это не шутка, это такая любовная лирика. Техногенно-любовная… «Ты стройна как Эмпайр Стейт Билдинг…». Представляешь ты себе глаза, сияющие красным светофором?

- А, знаешь, – говорю, – представляю. Вот, помнишь, раньше светофоры были, которые с обычными лампочками внутри? В солнечный день ни черта не видно какой на нём свет. А в новых – светодиоды повышенной яркости, за километр видно под любым солнцем. Вот ты – поэт, а я тебе эти ваши гиперболы объяснять должен. Яркие, значит, глаза. Прямо огнём горят. А про Эмпайр этот, небоскрёб, я тебе вообще много могу порассказать – это ж первое здание такой высоты, там одного кирпича ушло десять миллионов штук! Пятьсот метров в высоту, стального каркаса на шестьдесят тон! Рекорд, между прочим, по скорости возведения! Это я тебе как бетонщик и каменщик пятого разряда, авторитетно заявляю. Я такими вещами интересуюсь.

Помолчал поэт, потом глаза поднял и говорит:

- Всё правильно, Миша. Что может быть прекраснее светодиода повышенной яркости? Что ещё достойно сравнения с глазами прекрасной дамы? Ничего. Какие там закаты-рассветы? Светофор, пронзающий туман на расстояние в километр – вот сила! А сравнить девушку с небоскрёбом – вообще, комплимент, не имеющий цены. Барышня, на которую ушло десять миллионов кирпичей и сколько-то там тонн стали, безусловно, приятна во всех отношениях… И «аромат ванилина» – сюда же! Прав, ты, Миша. Как всегда, прав.

И всё же, как-то невесело он это сказал. Взял у меня ещё сигарету и стали мы смотреть на железнодорожную насыпь, потому что, я знаю в какое время новая электричка проходит, которую за границей купили. Скоростная. Идет она быстро, даже вагоны не сосчитать, а главное: по тем же рельсам идёт, а и не слышно почти.

- Вот, – говорю, – смотри, как всё меняется: электричка новенькая, пацаны стихи пишут, а не по подворотням колются, да пиво хлещут – всё к лучшему.

- Да, – говорит, – Мишаня. Меняется. Раньше, такое ни за какие деньги не напечатали бы.

Вот именно! Убедил я его таки.

Чудной народ – литераторы: всю дорогу потом меня расспрашивал, на какое здание сколько кирпича ушло, и восхищался: «Колоссально!». Но, главное, он теперь понял: всё к лучшему.

 

 

                                                                                                               Декабрь 2011г.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Я

 

 

Честно говоря, буковка «я» ассоциируется у меня, больше всего, с яблоками. Но я не знаю, что о них сказать, кроме того, что мне отчего-то приятно смотреть, как осенью, под тёмным небом с быстро бегущими облаками и изредка просвечивающим тусклым солнцем; среди поредевшей, вялой листвы висят желтоватые, лоснящиеся антоновские яблоки. Я не особенно люблю их на вкус, но смотреть нравится. И сейчас, я, кажется, чувствую их запах вперемешку с запахами далёких осенних костров и влажного ветра.

 

Но, пожалуй, пусть «я», это буду я. Всё же это был какой-никакой труд: собрать случайные мысли, выжать из каждой хоть куцую страничку текста и разложить эти странички в алфавитном порядке. А труд хочется увенчать чем-нибудь посвящённым автору, даже если автор, и так, в каждом слове.

Когда я впервые задумался о том, как же описать себя, не переходя на малоинтересные бытовые подробности, мне отчего-то вспомнился один ноябрьский вечер. Их было много, этих вечеров. Летних, зимних, осенних. Но вспомнился один, ничем не примечательный и, казалось, давно забытый.

… Снег, плоскими, бесформенными хлопьями валил из туманной тьмы над полковым плацем, и, тут же, ни на мгновение не облагородив щёрбатый, в камушках, асфальт, превращался в серую грязь. По грязи мерно хлопали десятки тяжёлых рифлёных подошв с каблуками подбитыми маленькими подковками. Обычно подковки задорно цокают и даже сыплют искрами, но в тяжёлом чёрном тумане, вдруг, утонули все звуки. Только снег, летящий из тьмы, три размазанных, высоких фонаря, тусклые пятна казарменных окошек за голыми деревьями и глухой, сквозь вату тумана, барабанный бой.

Маленький барабанщик с курносым девичьим личиком и золотистым пушком на щеках стоял где-то на своём обычном месте возле трибуны и выстукивал ритм. Барабанщика не видно было в тумане. Ничего не видно было под тёплым снегом, висящим в тусклых конусах люминесцентного света под редкими фонарями. На короткие минуты, что нужны были для прохода через плац к висящему во тьме, светящемуся островку у столовой, исчезли звуки и ощущения стали чужими. И снег. И туман. И дробный стук барабана на блестящем белом ремне с газырями для палочек. Где-то в тумане, может быть, совсем рядом, стоял барабанщик в аккуратно подогнанной  шинели с маленькими, блестящими лирами на петлицах и, сам того не зная, протягивал мне тонкую ниточку реальности. Мир перестал быть целым, развалившись на части. Каждая разлапистая снежинка, каждое чёрное дерево с голыми ветвями, фонарь, блик света на чьей-то кокарде, каждое жёлтое, обманчиво-тёплое пятно окна – всё стало свободным и самодостаточным, ещё как-то держась друг друга, но уже готовое разлететься в разные стороны или сбиться в бесформенный ком. И только деревянные палочки в озябших пальцах не давали миру перевернуться. Простой ритм повторялся раз за разом, но всегда чуть иначе. Ритм был неточным: ошибался, поправлялся, приостанавливался и бежал вдогонку. Где-то удар оказывался чуть слабее, где-то на долю секунды фальшивили паузы. Ритм был живым. Мир держал маленький барабанщик с курносым девичьим лицом…

Иногда я чувствую, что выпадаю. Куда и откуда, кто знает? Просто жизнь теряет объём, превращаясь в набор плоских декораций, топорных и аляповатых. И тогда, где-то внутри меня оживает помятый барабан на растрескавшемся белом ремне с газырями для палочек.

 

 

                                                                                                    Октябрь 2011г.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Юность

 

 

Есть такое место, не время, нет, именно, место. Целый мир, оставшийся позади, за гремящими железнодорожными мостами, неряшливыми палубами паромов и благородной суетой аэропортов, за шумящими лесами, журчащими реками и неслышным пением пустынь. Мир, в котором яркие краски кричат контрастами, запахи свежи и незабываемы, а слова уверены и немножко высокопарны, что, впрочем, не умаляет их правдивости. Удивительная страна, у которой нет прошлого, а настоящее это всего лишь предвкушение будущего. Недосягаемая страна, посольства которой есть на каждом углу, но виза просрочена, а на новую нет никакой надежды, и дело не в возрастном цензе: визу мне не откроют, потому что теперь у меня есть прошлое, с которым мне жаль расставаться и настоящее, которым я дорожу, потому что будущее перестало быть бесконечным. Впрочем, посольства не объясняют причин отказа.

Когда заканчивается младенчество и начинается детство? Наверное, лет в пять. С этого возраста, обычно начинаются какие-то связные воспоминания. Загадочные картинки о том, чего как будто и не было: такое всё в них необычное, то огромное, то крохотное; какой-то, необыкновенной красоты, снег, летящий с тёмного неба и вкусный скрип полозьев; дома, плывущие под голубым небом – на самом деле, это облака плывут, но тогда, там, плыли именно дома, я в этом абсолютно уверен; лето, жужжащее тысячами неизвестных существ, которых больше нет, слова, звучащие совсем не так, как после, и дни, длинные-длинные…

Когда детство переходит в отрочество? Труднее определить, каждому свой срок, должно быть. Свой срок усмирять страсти или, не усмирив, снова ненадолго возвращаться в детство, и опять учиться, опять идти, уже чувствуя цель. Нелёгкое время: простая душа, сложные вопросы.

Отрочество перетекает в юность? Тут уж вовсе размытая, нечёткая грань. Что то маячит на этой грани… Любовь? Возможно. Необходимость стать чем-то большим, это, безусловно, любовь. Странная, неуклюжая, обидчивая, похожая на щенка, не умеющего справится со своими лапами и хвостом. Всё проходит, но ничто не проходит бесследно.

А когда заканчивается юность? Нет, не «когда». Где? Там, где однажды настигает окончательное и бесповоротное осознание себя как личности. Не бравада, не желание что-то мелкое и неважное кому-то доказать, не голословное утверждение, мучительно требующее доказательств, а спокойное, немножко грустное резюме, вдруг родившееся в глубине: «Это я. К сожалению. Но и к счастью. Это – я и другого не будет. Здравствуй мир, не дивный и не новый, но здравствуй, это я». В тот момент незримый пограничник на неведомом переходе ставит обратный штамп.

Где есть границы, там есть и контрабандисты. Все мы из этой породы. У каждого есть свой потайной проход звериными лесными тропками, где сырые ветви бьют по груди и роняют иглицу за отвороты сапог. Только там, в Юности, все места заняты, можно только посмотреть. И на себя тоже. Посмотреть, как Он ходит, говорит, бездельничает и страдает, выискивая для этого какие-то странные места и положения; посмеяться, посмущаться, покраснеть и, увлёкшись, похлопать в ладоши. Присесть рядом, заглянуть в размашистые строчки, быстро бегущие из под его руки и попытаться, положив ладони ему на плечи, попросить не бежать впереди паровоза… И передумать. Потому что кто-то, быть может, много старше меня, точно так же стоит за моей спиной.

Все мы живём в разных странах и у каждой страны свои законы. Это уже не моя страна.

 

 

 

Декабрь 2011г.

 

 

 

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Разум

 

 

А у нас, Славка, слышь, домовой завёлся! – дед то ли покопался твёрдыми, как высохшие деревяшки пальцами в короткой бороде, то ли поскреб подбородок, как всегда хитро посмотрев на внука.

- Я этому домовому бороду-то повыдергаю! – тут же глухо отозвалась из подпола бабка. – Я ему подштанники-то узлами позавязываю, как он мне рубахи! Домовой! По грядам у нас тоже домовой топтался? А следы точь-в-точь как у твоих сапог резиновых.

- Я и говорю – домовой. Нешто я бы себя выдал, а, Славка?

Славик, весело улыбаясь, покачал головой.

- Вона как, понимаешь. Выхожу утром до ветру, глядь, – а сапоги мои в грязюке все. Будто ходил в них кто, свежая грязь, то…

- Ты когда это до ветру в сапогах ходил? Ты ж с крыльца не соступаешь!

- Молчи, баба! Я, мало ли по какой нужде собиралси. А перед тем чего было, Славка: вечером покурить вышел, на сон грядущий, перекурил значит, только в хату идти – смотрю, а у дровника стоит… Ну, чисто, знаешь, этот… секондхенд , по тиливизеру я таких видел. Худющий, лысый, рожа страшная. Только исчез, я и сморгнуть не успел.

- Э… Скинхед что ли?

- Он, родимый.

- Дед, – Славик, с трудом удерживая подступающий приступ смеха, доверительно наклонился к старику. – А ты что курил?

- Ну как… Свою, домашнюю. Добрая махорка. Сладкая.

- Ты, старый, в зеркале себя давно видел? Так, чтоб полностью? Скинхенды ему мерещатся. Лысые и худые. – бабка, отдуваясь выставляла на пол у открытого лаза в подпол банки с соленьями. – Ты кепку то сними, да и посмотрись. Может, узнаешь демона-то свово. Это ж взять и полбидона бражки в бочку с огурцами вылить! Ирод!

- Вот! Вот, Славка, рассуди, мог я такое сделать? Своими собственными руками чтоб, в здравом уме и твёрдой памяти?

- Ой! Какой там ум, какая память?!

- Нет, бабушка, не мог он такого сделать. – хрюкнув в кулак, заявил Славик. – Точно, барабашка у вас завёлся.

Дед браво вытянулся, сидя на колченогом табурете, и орлом посмотрел на бабку, ползком поправляющую длинный полосатый половик. – Я и говорю, домовой. Порох мне с махоркой смешал, поганец, добро ещё, что не всю попортил. Ночами туды-сюды вошкается, дверями хлопает, скажи ещё, что не так, баба?

- Да так, так. Чёрт этот старый храпит, что есть силы, а дверьми, всё одно кто-то ляпает. Не знаю, что и думать. Евтюхъевна тож мне, по секрету, жалилась будто кто-то у ней шкодничает. Бельё, говорит, каждую ночь, будто из лейки кто поливает – никак не высохнет. Это, говорит, только твой – больше некому. Уж я и клялась и божилась… Стыд-то какой!

- Не я это, – мрачно буркнул дед. – Не додумалси.

- Да она это так, по старой памяти. Видела она чегой-то, вроде, говорит, ангела. В сиянии, говорит, плыл. Прям по двору. А как её огледил – исчез, с той поры и началось… За грехи, говорит, это ей.

- Давно пора, змеюке.

- Молчи уже! Гляди, чтоб самому ангела того не узреть. Всю жизнь мне испоганил…

- Пойдём, Славка, перекурим, что ли это дело. – дед поднялся со скрипнувшего табурета и подмигнул Славке.

- Да и поеду я уже. Дела ещё есть кое-какие.

- Погодите, курцы. – прикрикнула бабушка. – Вот, Славка, варенье тут. Клубничное, гляди, твоё любимое. Это, кажись, крыжовник, огурчики летошние… – бабка брала стеклянные банки с пола, протирала передником и, подслеповато, поднеся к свету в низком оконце, вглядевшись в содержимое, с глухим стуком ставила на покрытый старой липкой клеёнкой, стол. – Ты бери сам, этому демону косолапому нельзя ж стеклянное в руки давать.

- Да много что-то, бабушка. Нам этого на год хватит.

- А ты матери отвези. Чего это она разболелась-то? Какая там такая работа в городе, что от нее хвореют-то? Газ тебе есть, вода горячая прям из крана льётся, в дому чисто, натоплено, скотины нет никакой. Баловство одно, а не жизнь. Откуда хвори?

Славик пожал плечами.

- Отвезёшь, вот, ей и скажи пусть сама приезжает. Нечего. Ты бульбу-то взял?

- Взял мешок, мне больше пока не надо, да и не поместится. Приеду ещё.

- Ну гляди. Приезжай. И Светку-то привози, а то взяли моду. Городские.

- Привезу, бабушка.

Славик, сидя с дедом на свежей завалинке, попыхтел самокруткой, зарыл поглубже окурок, чтобы не ругалась показавшаяся в дверях бабушка, попрощался со стариками, хлопнул дверью и мягко тронул нагруженный «Гольф» с сырой, проседающей под колёсами, обочины. Выбрался на старый, ноздреватый асфальт деревенской улицы и покатил мимо разноцветных домиков с разорёнными осенними садами и огородами. Скоро мимо промелькнуло свежеокрашенное в ярко-розовый цвет здание клуба, сельсовет с серым, хитро прищурившимся железобетонным Ильичом посреди круглой клумбы, пара тусклых силосных башен, снова пробежал короткий ряд домиков и дорога, вильнув, вырвалась в пустые поля с бродящими между борозд воронами.

- Вы разрешите к Вам присоединиться? – тонкий, похожий на детский, голос раздался откуда-то сзади, со стороны багажника. Славик резко обернулся, так что машина вильнула по дороге. В салоне, само собой, никого не было. На всякий случай, Славик проверил, не опущены ли стёкла, приглушил приёмник, прислушался к звукам движущегося автомобиля и, растерянно поёрзав в кресле, чуть придавил педаль.

- Пожалуйста, не совершайте импульсивных поступков. Я могу оставаться здесь, но мне бы хотелось…

Машина с визгом остановилась. Славик, путаясь в ремне безопасности, распахнул дверь и выскочил на дорогу, отбежал на несколько шагов, быстро походил взад-прерёд, не зная куда девать руки: он то совал их в карманы, то за ремень, то хватал себя за подбородок или приглаживал волосы. Потом ему подумалось, что нужно обязательно включить аварийную сигнализацию: он быстро подошёл к распахнутой дверце и, не глядя внутрь, нажал кнопку. В тишине успокаивающе защёлкало реле. Славик снова прошёлся вдоль обочины, неловко достал дрожащими руками сигарету и прикурил. Знакомое облачко сизого дыма добавило уверенности. Машина стояла посреди пустой дороги, распахнув водительскую дверь и мигая указателями поворотов. Внутри было пусто. В четыре затяжки выкурив сигарету, Славик вернулся к машине, нарочито спокойно прошёл мимо отражающих серое небо с бегущими облаками, стёкол, взялся за ручку пятой двери и, нажав кнопку, отпрыгнул назад. В багажнике не было ничего подозрительного: большой бумажный мешок с картошкой, банки с соленьями, ящик с инструментом, обрезок шланга… Куда-то пропал маленький полосатый мешочек, который кто-то из стариков, ничего не сказав, сунул в багажник, а Славик не посмотрел что там. «Закатился, наверное…». Он захлопнул дверь, постоял немного, глубоко вздохнул и сел за руль.

- Здравствуйте. Извините, что… – в правом кресле сидел белобрысый мальчишка в растянутой, выгоревшей тельняшке, коротких серых штанах на помочах и босой. Славик снова толкнул, уже закрывающуюся дверь, зацепился носком за порог, упал и на четвереньках быстро отполз от машины.

- Ты кто? Ты откуда?…

- К сожалению, я не имею возможности в понятных вам категориях образов или же терминов описать свою природу и место моего возникновения…

- Что?

- Чувак, ты однозначно не въедешь…

- Чего?

- Так. Сейчас я выйду и помогу Вам обрести контроль над своими эмоциями. Пожалуйста, не…

Славик быстро развернулся и, по-прежнему, на четвереньках добрался до противоположной обочины. – Сиди, где сидишь!

- Я хотел бы помочь…

- Я тебе сейчас помогу! – Славик нашарил на дорожной насыпи булыжник, встал на ноги и сделал шаг к машине. – А ну пошёл вон!

- Ваша агрессия не имеет оснований. Я не…

- Вали, говорю!

- Хорошо. – мальчишка исчез из машины и, через мгновение появился в пяти метрах справа. – Иначе, Вы можете повредить своё транспортное средство.

- Та-ам и стой, а то я тебя сейчас поврежу. – от волнения Славика стал подводить язык. Он сделал ещё несколько шагов к машине, но мальчишка непонятным образом придвинулся ближе.

- Стой на месте! – выкрикнул Славик и сделал ещё шаг.

Мальчишка придвинулся ещё. Тогда Славик швырнул булыжник и рванулся к машине. Камень влетел точно в грудь даже не пытавшегося увернуться белобрысого и, не встретив сопротивления, полетел дальше, а через мгновение мальчишка оказался на водительском месте. Славик, часто дыша, остановился в метре от машины. Белобрысый мальчишка просительно смотрел на него подозрительно знакомыми голубыми глазами, ничего не говоря и не двигаясь. Славик заставил себя взять тайм-аут и попробовать успокоиться. Вокруг было тихо, пустая дорога терялась где-то на краю поля, где темнел застывший осенний лес, серая рвань в небе бежала над самыми верхушками деревьев и никак не хотела выпускать не небо солнце. «В конце концов, ничего особенного не происходит. Всё на своих местах. Надо просто разобраться ».

- Ладно. Ещё раз: ты кто и чего тебе надо?

- Я же говорил, что не могу объяснить…

- Получишь!

- Мне нужно попасть в точку земной поверхности, находящуюся на пятидесяти двух градусах, пятьдесят одной минуте и шести секундах северной широты и двадцати семи градусах, четырёх минутах восточной долготы.

- Допустим. Для чего? Ты кто вообще, скажешь, нет?

- Я… – мальчишка мучительно соображал. – Я – Разум. Это лучшее, что я могу придумать для описания своей природы.

- Ага. Бестелесный.

- Да!

- Что «да»?

- Вы абсолютно точно меня поняли! – мальчишка исчез. Просто исчез, мгновенно и безо всяких спецэффектов. Над подушкой сиденья клубилось что-то похожее на маленькое облачко тёмного тумана. Потом облачко медленно стало принимать какие-то определённые очертания, и на сиденье оказался небольшой полосатый мешочек, а через мгновение – снова белобрысый, голубоглазый мальчишка лет двенадцати.

- О, чёрт…

- Да нет, почему же?

- Что?

- Мне кажется, вы ещё не вполне владеете своими эмоциями. Экстраполяция мифических или религиозных образов в данном случае некорректна.

- Нормально говорить можешь? Разум, твою…

- Черт здесь совершенно не при чём. Так понятно?

- Я понял, ты – дедов домовой!

- Я же говорю…

- Говоришь, и ни черта не понятно. Если ты Разум, так и объяснил бы толково! Ты пришелец что ли?

- Да.

- Ну и откуда?

- Я не… Можно сказать: из параллельной реальности.

- Скользкий ты тип какой-то.

- Почему? – Разум оглядел себя. – А. Понял! Это сложно объяснить. Не для Вашего уровня восприятия. Извините. Мне очень нужна помощь. Пожалуйста.

В мальчишке было что-то трогательное, честное и непонятно-знакомое Славику.

- Да ну тебя. Куда тебе нужно попасть-то? Домой? Там… переход? Ничего что я со своего уровня восприятия глупые вопросы задаю?

- Мне нужно попасть в точку с координатами…

- Стоп. На карте покажешь. Далеко это?

- По кратчайшему пути из данной точки – шестьдесят километров. Вам по пути, отклонения не требуется.

- Откуда ты знаешь, куда мне с тобой по пути, а куда нет? Стой. Простыми словами, пожалуйста – и так голова не работает.

- Ну, как бы, ваши мыслишки в воздухе прямо болтаются. Бери, да смотри. Сечёшь?

Славик, потер подбородок. – Это слишком просто. Ты как-нибудь нормальным языком можешь, без крайностей?

- Информационное поле, знаете?

- Понимаю. Дело тёмное.

- Как Вы себя чувствуете? Мы можем ехать? Мне нужно успеть до двадцати часов…

- Шестьдесят километров мы до двадцати часов раз пять можем проехать. – Славик достал сигареты. – Будешь? Только не начинай лекцию о вреде курения.

Разум виновато улыбнулся. – Я не смогу испытать никаких ощущений.

- И объясни мне, пожалуйста, почему у меня крыша не едет.

- Крыша? А. Понял. У Вас достаточно гибкая психика. Я правильно выражаюсь?

- Вроде, да. Во всяком случае, я тебя понимаю.

- Кроме того, Вы находитесь в пределах досягаемости моего… э… поля. Как бы это сказать… Дело в том, что мы с Вами общаемся не только посредством звуковых колебаний.

- В мозги ко мне влез, да?

- Нет-нет. Чтение мыслей – это ваша, человеческая выдумка. Такое, в принципе, не возможно в вашем случае. Но некоторый ментальный контакт вполне возможен даже на данном эволюционном уровне.

- Короче, влез. Ладно. Давай, что ли, я за руль сяду?

- Да, конечно. – Разум исчез с водительского места и тут же появился на пассажирском. Славик затоптал окурок, огляделся вокруг и, покачав головой, сел в машину.

- Там, в бардачке – карта. Достань и покажи, куда тебе нужно, а то мне эволюционный уровень не позволяет по координатам сориентироваться. Славик уже приготовился увидеть, как карта сама собой окажется в руках Разума, но тот обычным человеческим движением открыл ящик, достал дорожную карту, развернул её у себя на коленях, покрутил с ног на голову и ткнул пальцем в точку на изгибе дороги.

- Это здесь. Вообще-то я назвал приблизительные координаты. Мне достаточно добраться до этой точки, потом всё равно потребуется некоторая коррекция.

- Покажи. – Славик взял карту, случайно коснувшись руки Разума. Рука была самая обычна, человеческая: тёплая и живая. – Чёрт, ты совсем как настоящий.

- Что Вас удивляет?

- Ну… Я же видел тебя… Таким, какой ты на самом деле.

- А. Это не сложно. Я могу принимать любую форму. Проще, конечно, копировать объекты неживой природы, но не намного сложнее сымитировать любое живое существо или даже человека. Человек, кстати, не самый сложный организм в вашем мире.

- Ну да?

-Да. – Разум виновато развёл руками.

- А кто тогда?

- Вы с ними ещё не знакомы…

- С кем?

- С теми, что сложнее.

- Приехали!

- А может, и не познакомитесь никогда…

- Успокоил. Ладно, это дело не близкое, как я понимаю. И что, ты в кого угодно можешь превратиться? А в слона слабо?

- Размер и форма не имеют значения – Я использую не своё физическое… э… тело, плотность которого относительно мала, а… строю нужный мне объект из элементов, присутствующих в окружающем пространстве. В слона, наверное, могу. Показать?

- Не, не надо. Я тебе верю.

- Основная сложность в том, что для точного копирования нужны исчерпывающие данные по… конструкции объекта. Но у меня достаточно знаний о вашей фауне.

- Откуда? – Славик выключил «аварийку», запустил двигатель и тронулся вперёд.

- Библиотека в клубе. Информация там разрознена и плохо систематизирована, но на начальном этапе мне этого хватило. Затем я смог использовать вашу Глобальную Сеть.

- И что, там оказалось систематизировано лучше?

- Нет. – Разум с удивлением посмотрел на Славика. – Ещё хуже. Но на этом этапе я искал информацию по конкретным, интересующим меня аспектам.

- К проводам присасывался?

- Разве Вы не знаете, что информация передается в форме электрических импульсов. Что можно узнать «присосавшись» к проводу? Я использовал те же устройства ввода-вывода, что и люди.

- Я шучу. И, давай на «ты» что ли…

- Давай.

- Меня Славой звать.

- Я знаю.

- Да, действительно…

Славик вырулил на магистраль и разогнал машину. Разум увлечённо смотрел пробегающие мимо сосны и убранные поля.

- Слушай, а что тебе сдалось на той горке, достопримечательности осматриваешь? И как ты вообще в деревне-то оказался, что там интересного?

- Это случайно. – Разум грустно вздохнул. – Так получилось. Совершенно неожиданно. Ошибка.

- В другое место собирался, да?

- Да. Теперь мне нужно вернуться, а ближайшее, подходящее для этого место, там, куда мы едем.

- М-да. Все пытаются из этой страны свалить… Не нравится, да?

- Нет, мне очень интересно! Но я должен быть в другом месте… Сегодня и завтра такая возможность наиболее вероятна.

- Ну, не переживай, успеем. Слушай, а ты не шпион? Какие-то там антенны торчат, я вспомнил, вроде военные. Ты может, вторжение организуешь?

- Зачем? – Разум изобразил искреннее удивление. – Для чего?

- Ну, не знаю. Может у нас есть что-то такое, что вам очень нужно.

- Поверь мне, нет.

- Вот так. Обидно даже как-то. – Славик вытащил из пачки очередную сигарету и чуть опустил стекло. – Не продует?

Разум покачал головой.

Хотя, какой из тебя шпион. – он критически осмотрел съёжившегося в кресле Разума. – Шпион бы так не оделся. Гаврош, блин. Ты кого скопировал-то, имитатор?

- Отца Вашей… твоей матери. Деда, да?

- Что?! – машина вильнула, выскочив на соседний ряд, и с визгом вернулась обратно.

- Дело в том, – Разум замялся. – Дело в том, что он был первым мыслящим существом, с которым я встретился. Это имеет значение. Я не могу объяснить, извини. Но, кроме того, между нами существует определённая когерентность. Э… как же это…

- Родство душ. – Славик выплюнул окурок в форточку. – Это ты шкодничал?

- Совершал иррациональные поступки? Я.

- Шкодничал. Зачем?

- Я не владел необходимыми знаниями о данном социуме и принятых в нём нормах поведения. – Разум помолчал. – Мне стыдно.

- Да ладно. Ничего так получалось.

- Да? Я заметил, что бабушка испытывала удовлетворение, поэтому считал это допустимым.

- Бабушка?

- Да. Это улучшало её эмоциональное состояние, придавало уверенности, успокаивало…

- Это что-то новое. Ну, хорошо, а почему ты – пацан? Изобразил бы мне деда, например, всё проще было бы. – Славик зябко пожал плечами. – Наверное.

- Но я ведь его и сымитировал. Просто не учёл, что ты его таким не помнишь.

- Да уж.

- А возраст. Мне кажется – он соответствует моему.

- Так ты дитё ещё, шпион-имитатор?

- Это относительно.

- Да понятно. Мне-то что. – улыбнулся Славик. Мимо проскочил указатель с силуэтом заправочной колонки. – Мне нужно заправиться.

- Пополнить возимый запас топлива?

- Ага. Углеводородного. Слушай, ты или одежду изобрази какую-нибудь приличную или, ну не знаю, сделай что-нибудь, чтобы не привлекать внимания. Мало ли.

- А можно так?

На этот раз Славик не позволил машине выехать за пределы полосы, но заставить не шевелиться волосы на затылке не смог: в кресле сидела бабушка.

- Ты, давай предупреждать меня будешь, ладно? Ну, хоть за десять секунд? А то я загнусь раньше, чем мы до места доедем.

- Загнусь?

- Уйду в лучший мир, прекращу физическое существование. Сердце у меня остановится!

- При таком уровне адреналина – маловероятно, но я постараюсь не причинять неудобств.

- Спасибо.

Славик свернул под высокий навес заправочной станции и остановился у одной из колонок.

- Зайду ещё водички куплю, что-то сушит меня.

- Я с тобой.

- Лучше не надо.

- Я не буду привлекать внимание. – настойчиво проговорил Разум бабушкиным голосом.

- Ну, пойдём, бабушка.

Пока Славик отпирал пробку топливного бака, Разум, точно копируя неторопливые бабушкины движения, осмотрелся вокруг и направился к магазину, посмотрел сквозь витрину внутрь и, помахав Славику рукой, подался к дверям с надписью «WC». Славик пожал плечами, вставил пистолет в горловину и пошёл расплачиваться. В магазинчике было пусто, он достал из холодильника бутылку минеральной воды, подошёл к кассе и, пока девушка-оператор отсчитывала сдачу, смотрел поверх её головы на улицу. На заправке происходило что-то необычное: двое плотных мужиков с вытянувшимися лицами, очень быстро, не оборачиваясь, подошли к своей машине и, торопливо хлопнув дверцами, сорвались с места, через секунду, на ходу заталкивая в джинсы рубашку, за окном прошёл молодой парень и, так же, торопясь уехал. Ещё через некоторое время в поле зрения Славика появилась «бабушка», она степенно подошла к колонке и стала внимательно наблюдать за сменяющимися на табло цифрами. Девушка, наконец, отсчитала сдачу и Славик, поблагодарив, выскочил на улицу.

- Что это было?

- Где?

- В туалете, я так понимаю. В мужском. – Славик повесил заправочный пистолет на колонку и захлопнул лючок бензобака. – Садись, «бабушка».

Машина выкатилась с заправки и снова повернула на шоссе.

- Так что там было?

- Я определил, что все посетители заправочной станции, в данный момент времени находятся там.

- В туалете?

- Да.

- А тебе обязательно нужно быть рядом с людьми, да?

- Да. Мне интересно.

- И ты попёрся в мужской туалет? Ты же – бабушка. – Славик искоса глянул на Разума. – И хватит уже, давай снова дедушкой… Я как-то привык, что ли.

- Хорошо. – В кресле снова появился привычный, босой Разум. – Всё нормально. Я понял свою ошибку и скорректировал параметры носимого тела в соответствии с физиологическими особенностями, обусловленными половыми различиями.

- Что-что?

- Ну, привёл в соответствие…

- Короче, слоника ты сегодня всё же изобразил.

- Как это?

- Не обращай внимания. – Славик давился приступом идиотского смеха. – И остался при этом во всех этих юбках и платочке.

Да. – Разум посмотрел на Славика непонимающе. – Ой. Я не всё откорректировал.

- Ну ты силён, имитатор!

Разум, насупившись смотрел в окно.

- Короче, больше нигде не останавливаемся и никуда не исчезай, без моего ведома, а то мы рискуем поймать приключения на свою голову. Тебе-то всё равно, а у меня проблемы могут появиться.

- Хорошо, я понял.

Дорога бежала по поросшим лесом холмам. За окнами мелькали облетающие осенние деревья, короткие мостки, переброшенные через узкие речушки и каналы, редкие автобусные остановки и площадки для отдыха с яркими беседками и контейнерами для мусора.

- Слушай, Разум, а ты будущее предсказывать умеешь?

- Будущее нельзя предсказать.

- Что, совсем?

- Будущее многовариантно. Можно составить приблизительный прогноз, учитывающий наиболее вероятные из вариантов, но точность его не высока.

- А на короткий отрезок времени?

- Смотря насколько короткий.

- Ну, например. – Славик задумался. – Например: вот мы едем, а где-то впереди у нас стоит патруль с радаром…

- А. Это не сложно. Это не будущее, это – настоящее. Нельзя сказать остановит он нас или нет, но то, что он стоит – это свершившийся факт.

- Что, серьёзно?

- Ты же сам сказал.

- А на самом деле?

- На самом деле стоит.

- Ого! Далеко? Километров пятнадцать?

- Километров пятнадцать.

- Ты чего меня дуришь?

- Всё так, как ты сказал. – Разум удивлённо посмотрел на Славика и снова уставился в окно. – Ты сам всё прекрасно видишь, просто считаешь это невозможным. Не доверяешь.

- А это возможно?

- Я же говорю: это так и есть. По какой-то причине эти способности у вас не развиваются, а те люди, которые видят чуть дальше, чем это возможно с помощью зрения считаются уникумами, хотя ничего сверхъестественного в этом нет.

- Ага. В тебе тоже нет ничего сверхъестественного?

- Конечно.

- Ну да, само собой. Я таких, как ты по десять штук в день подвожу.

Разум пожал плечами.

- А почему одни видят, а другие – нет?

- Это как… – Разум помолчал. – Вот в твоём автомобиле, в системе питания стоит маленькое устройство, выполненное на основе неодима – элемента с порядковым номером шестьдесят. На самом деле, он не шестидесятый, но это не важно…

- Откуда знаешь? А, извини, не подумал. Продолжай.

- Когда, через устройство протекает топливо, магнитно-частотный резонанс выравнивает его гидрокарбонатные цепочки. Другими словами: спин-состояние молекул изменяется с пара-, на орто-, что значительно увеличивает их реактивность. Это, в свою очередь приводит к более полному сгоранию топлива и, как результат – меньший его расход, сокращение вредных выбросов… Ну, это ты сам знаешь.

- Ты это всё кому сейчас говорил?

- Тебе. Извини. Я о резонансе… У вас есть такое понятие: «душа».

- Понятие есть, а души – ни разу. Метафизика.

- Неважно. Оно достаточно точно многие вещи объясняет. А ещё есть забавная наука – астрология. Но тоже с «зерном истины» как вы говорите. Дело не в небесных телах, конечно, а в резонансе. Понимаешь, кто-то попадает, кто-то – нет, кроме того, каждый в состоянии этот резонанс настроить, но почему-то вы не считаете это нужным. Ваша эволюция не считает… А чудес никаких нет. Бывают у тебя спонтанные желания?

- Бывают, само собой.

- Вот это и есть предвидение. Или ментальный контакт… Но чаще – предвидение.

- Интересно. И даже понятно. – Славик ухмыльнулся. – а как его настроить, резонанс?

- Так хочется видеть?

- Интересно просто.

- Хочется. А зачем? Это серьёзное отличие от большинства особей вашего вида. Велика вероятность утратить лояльность окружающих, а вам трудно существовать поодиночке. И бессмысленно. Слишком большая… Цена, да?

- Ты чего? Я же спросил просто. Нельзя, так нельзя, подумаешь.

- Нельзя, да. Просто я для тебя тоже, как тот магнит для твоего автомобиля…

- Ну и всё, чего там. Как это: «как магнит»?

- Да неважно. – Разум задумчиво посмотрел, вперёд, на дорогу. – Возможно, что раньше таких людей было значительно больше.

- Вырождаемся, да?

- Ретроспективное сравнение не релевантно в данном случае. Одни качества исчезли, другие, не менее важные, появились – таков путь любой эволюции… Это тот самый «пост»? – впереди показался бело-синий автомобиль с мигалками и несколько прижавшихся к обочине легковушек.

- Он самый. Похоже, всех тормозят – ловят кого-то. Не тебя?

- Я же ничего плохого не сделал.

- Подумаешь, пару мужиков перепугал. – Славик рассмеялся. – Да не бойся ты, спрячься только как-нибудь. Тебе же не трудно.

- Да, конечно. – Разум с сожалением вздохнул. – Спрячусь.

- Оп! По закону жанра, нас просто обязаны были остановить. – Инспектор виртуозно взмахнул жезлом, указав на обочину. Славик остановил машину и вышел, нашаривая во внутреннем кармане бумажник. Невнятно представившийся старший лейтенант без интереса полистал книжечку с документами, посмотрел на номер автомобиля и, возвращая документы, спросил:

- Ребёнку двенадцать есть?

- Есть. – машинально ответил Славик. – А… Я ведь один. – на всякий случай, он заглянул в салон. Разума небыло.

- Разве? – с сомнением произнёс старлей, так же заглядывая в машину. – Багажник откройте, пожалуйста.

Славик поднял заднюю дверь. Милиционер рассеянно посмотрел на содержимое багажника и махнул рукой. – Закрывайте. Счастливого пути.

- Всего хорошего!

Славик сел за руль, тщательно пристегнулся, включил указатель поворота и аккуратно выехал на дорожное полотно.

- Ты где, Разум? Только не появляйся, пока не отъедем.

- Я здесь. – голос раздался со стороны пассажирского кресла. Славик повернулся на голос – на подушке кресла лежали две одинаковые дорожные карты. – Ты – карта что-ли?

- Да.

- Могёшь! Чуть не спалились.

- Как это?

- Долго объяснять, появляйся уже. Можно.

Тельняшка и помочи снова появились справа от Славика.

- Слушай, ты же можешь стать чем угодно! Зачем же ты человека изображаешь?

- Как, зачем?

- Ну, ты мог стать мухой, например. Влетел бы ко мне в машину и ехал бы себе спокойно. А чтобы выйти начал бы ко мне приставать, я бы открыл форточку и выгнал тебя! А мог бы вообще, – птицей. Своим ходом добрался бы без шума и пыли.

Разум молча смотрел на Славика.

- Или нельзя было так? Какие-то сложности?

- Нет никаких. Я не подумал.

- Что серьезно?

- Да.

- Чудак ты, Разум.

- Я не подумал… Не подумал. – Разум забрался в кресло, обхватив колени руками. – Здесь всё очень сложно, мне поэтому сюда и нельзя.

- Плохо, что наследил?

- Да, плохо.

- Влетит тебе?

- Как это? А. Да,… влетит.

- Я никому не скажу. Всё равно ведь, не поверят. – Славик усмехнулся. – Так что я – могила, не сомневайся.

- Это уже не важно.

- Да не кисни ты! Всё хорошо будет. Никто кроме меня с тобой не разговаривал и, считай, не видел. Да ты мне и не рассказал ведь ничего. Не горюй.

- Я не рассказал. Я – хуже…

- Брось, жив я буду. Подумаешь, пришельца встретил! У нас таких знаешь сколько, – уже и в психушки не закрывают.

- Да, конечно. – растерянно проговорил Разум. – Мы приехали, да? Искомая точка в нескольких минутах к северу.

- Да. Тут парковочка как раз. Я ближе не буду подъезжать, чтобы нам ещё на каких-нибудь полицаев не наскочить.

- Да, хорошо.

Славик, притормозив, съехал на усыпанную щебнем площадку для отдыха и остановился. Разум исчез с сиденья и снова появился в нескольких метрах от машины, под кривыми соснами на краю леса.

- Подожди. – Славик вышел из машины. – Давай попрощаемся что ли.

Он подошёл к Разуму.

- Давай, но дальше – я сам.

- Ладно. Удачи тебе, имитатор. Давай пять.

Разум подал Славику ладошку и неловко улыбнулся. – Спасибо.

- Да ладно, чего там. Счастливо тебе добраться. – Славик посмотрел на верхушки сосен. – Я пойму как-нибудь, что ты… уехал? А то, может снова выручать нужно будет.

- Ты поймёшь.

- Ну, давай тогда. Будь здоров.

- Прощай.

- Прощай, да. Может ещё заглянешь?

Разум пожал плечами.

- Ну иди, иди. Счастливо!

Разум развернулся и зашагал вглубь леса, сверкая белыми пятками. Славик старался не отводить от него взгляд, но так и не смог заметить, как тот исчез.

Славик вернулся к машине, вытряхнул из мятой пачки последнюю сигарету, присел на пыльный капот «Гольфа», закурил и стал ждать. Появившееся, было, неяркое солнце снова затянуло серой рванью, по пустой дороге прошелестело несколько машин, в верхушках сосен чуть слышно шелестел ветер. Славик почти докурил, когда над лесом беззвучно полыхнула зарница. Он потушил сигарету о подошву, потянулся и сел за руль. Неисправная свеча в третьем цилиндре время от времени давала пропуски зажигания, впереди, в пяти километрах по трассе, за плоским, нарисованным на листе жести гаишником, прятался настоящий, с радаром; в двух километрах позади, двигалась его потенциальная жертва, а в городе, растрепанная Светка оторвала взгляд от монитора с неизменными «Одноклассниками», не в силах справиться со спонтанным желанием немного прибраться в квартире, привести в порядок себя и приготовить Славику что-нибудь вкусненькое.

 

 

                                                                                                              Ноябрь 2011г.

 

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

У окна

 

 

Небо подсвечено розовым,

Красным – замёрзшие лужицы,

Месяц с размытыми рожками

Смотрит на сонные улицы.

 

Улицы ждут под окнами

Первых своих прохожих.

Где-то скребут мётлами,

Ветер листок гложет.

 

Жизнь из мгновений сложена,

Склеена из осколков.

Каждому цель предложена,

Каждому – срок. Сколько?

 

Сколько успеть можно?

Стоит, вообще, браться?

Плыть по лучам розовым

Или идти драться?

 

Не упустить время?

Не потерять душу?

Сложена из мгновений…

Может быть, так лучше.

 

Небо подсвечено золотом,

Искрами сыплют лужицы,

Месяц с размытыми рожками

Сонно глядит на улицы.

 

 

                                      Ноябрь 2011г.

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Сновидец

I

Сны Иван Никифорович стал видеть только на восьмом десятке. Может, видел он их и раньше, но припомнить не мог – поутру они совершенно изглаживались из его обременённого множеством дел и забот сознания, а детских своих снов он не помнил и подавно, если они, опять же, были. И вот, схоронив жену, утвердившись в самой маленькой комнатке своей квартиры, отданной в полное и безраздельное владение младшей дочери, зятю и малолетнему внуку; приготовившись коротать недолгий, как он мыслил, свой остаток рядом со старыми привычными вещами и воспоминаниями, и достойно встретить, то чем его земное существование должно рано или поздно закончится, Иван Никифорович стал видеть сны. Он не смог бы сказать, были его сны цветными или чёрно-белыми, но то, что они были, не оставляло никакого сомнения. Теперь он долго лежал по утрам, переваривая увиденное и удивляясь яркости и сочности картинок, а вечером, отходя ко сну, – а то, что отход ко сну в таком возрасте это как отъезд в другой город Иван Никифорович знал не понаслышке, – он всё же радовался, предвкушая очередное увлекательное приключение. Приключения бывали всякие: то молодой Иван купался в ласковом тёплом море вместе с лоснящимися и улыбающимися страшноватыми зубастыми улыбками, дельфинами, то, в том же море, во все лопатки удирал от неведомо откуда взявшейся акулы, а потом гонялся за акулами на катере и расстреливал их из огромной винтовки, какие бывают у охотников на слонов. На слонах он тоже, бывало, катался и не иначе, как в самой, что ни на есть Индии, потому как кругом были улыбающиеся темноволосые люди с круглыми вроде как родинками на переносице. Бывал Иван Никифорович в горах, да таких высоких, что воздухом там нельзя было надышаться сколько ни дыши – не хватало кислорода. Ездил на сафари с улыбающимися белозубыми джентльменами в пробковых шлемах и оливковых френчах, даже позировал шустрому фотографу, сидя на собственноручно «заваленном» льве. А ещё ловил рыбу в самых обычных речушках, летал самолётом Аэрофлота куда-то, кажется в Гагры; работал на разных заводах, встречался с девушками, стоял, задрав голову, под окнами родильного отделения; ездил с отцом по дрова на скрипучих розвальнях, с мамкой разговаривал, сидя за длинным столом в их старой избе, на месте которой давно уже огромное водохранилище и крикливые наглые чайки – это всё, вроде как, и было уже, но всё равно смотреть было интересно и радостно, будто заново он проживает свою, да не свою, другую жизнь.

Другая жизнь, которую крутил Ивану Никифоровичу неведомый киномеханик на ночных сеансах была, что и говорить, захватывающей, но мужицкая хватка человека неизбалованного подарками судьбы требовала хоть какого-нибудь практического применения всем этим акулам, слонам и самолётам Аэрофлота. Иван Никифорович вспомнил, что сны бывают вещими и, вылавливая в памяти бабкины рассказы о том, какой предмет, увиденный во сне, что означает, принялся угадывать значения своих видений. Получалось не то чтобы очень точно – то ли память его подводила, то ли предметы, по которым бабка безошибочно угадывала лихие жизненные повороты давно вышли из употребления и перестали людям сниться, но получалось, честно говоря, совсем даже наоборот. Но Иван Никифорович не отчаивался и, тщательно сопоставляя сны с реальностью, находил новые знаки, по которым можно было бы толковать сны современные. Одно время даже завёл он тетрадку, чтобы записывать кое какие свои прикидки, но, устыдившись, что эту его тетрадку с бабьей наукой найдет дочь Марийка или, Боже упаси, зять, затею свою оставил, понадеявшись на сносную ещё память. О Фрейде Иван Никифорович не знал.

II

И вот, за неделю до ноябрьских праздников увидел Иван Никифорович сон, в толкованиях не нуждающийся. Приснилось ему, что лотерейный билет, который всучила ему молодая кассирша в прошлую пенсию, выиграл. Выигрыш был большой: Марийка щеголяла в невиданном платье и огромной шляпе никак не пролезающей в дверцу новой зятевой машины, малолетний Мишка пускал шоколадные пузыри, сидя на горе дорогих радиоуправляемых машинок и, по своей привычке тянуть в рот каждую попавшуюся на глаза бумажку, с упоением жевал стодолларовую банкноту, сам Иван Никифорович степенно шагал по щедро усыпанному красно-жёлтой листвой, ноябрьскому тротуару, расстегнув кашемировое пальто и опираясь на трость с янтарным набалдашником. Под пальто у него был элегантный тёмно-серый костюм-тройка с серебряными часами в жилетном кармане, а на губах играла лёгкая, керамической белизны, улыбка. Для чего ему нужна трость с набалдашником, костюм и серебряные часы Иван Никифорович ни малейшего понятия не имел, но голливудские зубы ему понравились не меньше зятевой машины, оставалось только проверить билет, благо, газету с таблицей результатов розыгрыша он припрятал от внука ещё с вечера. Билет выиграл. Выигрыш был большой. Ощущая в теле давно исчезнувшую лёгкость и небывалый подъём настроения, Иван Никифорович собрался, было, на почту прямо к её открытию, но, устыдив себя за такое мальчишество, решил прежде присесть и ещё раз хорошенько припомнить знаковое сновидение: была какая-то заминка с получением выигрыша: как-то там получалось, что забрать его можно только на следующий, что ли, день, но никак не сразу. Поднаторевший в толковании снов, он сразу же понял, что речь идёт о завтрашней пенсии, и что торопиться, стало быть, не нужно: завтра он и пойдёт, без суеты и спешки, расстегнув, если погода позволит, пальто и легко опираясь на облупленную палку с чёрной эбонитовой рукоятью. О выигрыше же Иван Никифорович никому не заикнулся, справедливо считая лотерейный билет шкурой неубитого медведя и озорно мечтая устроить детям нежданный сюрприз. Утро он провел в блаженной радости, пугая Марийку неожиданными засадами и шлепками по филейным частям, и показывая малолетнему Мишке, как нужно играть с кошкой привязанным к нитке бумажным бантиком. Мишка совал бантик в рот и, радостно пуская пузыри, давил кошку ходунками. Потом Иван Никифорович прогулялся по улице, обсудил с греющимися в длинных лучах осеннего солнца старушками погоду, урожай, демократию и грядущее повышение пенсий, помог Марийке затащить в подъезд коляску, плотно и с удовольствием пообедал и прилёг отдохнуть, потому что малолетний Мишка тоже прилёг, а всем в это время настоятельно рекомендовалось вести себя как можно тише.

- Ва-анька! Ванька, дубина ты! – кричала мамка. – Тебе сколько говорено: бычка привязывать накрепко! Выдрал кол-то!

- Вот домовой, поспать не дась. – сладко потянувшись, пробурчал Ванька, и выглянул из под плоской крыши сеновала. Крупный рыжий телёнок с бездонными темно-синими глазами задумчиво жевал висящие на заборе Ванькины штаны, лениво отмахиваясь от мамкиного веника коротким хвостом и редко моргая пышными ресницами. Новые, зелёные Ванькины штаны, перешитые из батиных галифе! Ванька, не шевелясь, смотрел как бычок, старательно двигая челюстями, пережёвывает его недавнюю обнову и, от чего-то ему представлялось, как он, Ванька, вечером выходит со двора в своих новых штанах, аккуратно подвернув штанины, чтобы они не волочились по земле и, глубоко засунув руки в карманы, идёт по улице. И было Ваньке обидно и горько до оцепенения, так, что он будто прирос к верхней перекладине горбатой лестницы, косо приставленной к сеновалу, и ничего ему не хотелось: ни прогонять упрямого бычка, ни переругиваться с мамкой.

С этой непонятной горечью и проснулся Иван Никифорович, когда вернулся со смены зять. Но, вспомнив утрешний сон, приободрился, аккуратно сложил и спрятал в верхний ящик комода новые теплые штаны, купленные ему дочерью и, прихватив из своих запасов четвертушку хорошей водки, вышел к детям. В кухне Иван Никифорович приобнял Марийку и, ласково подмигнув зятю, выставил бутылку на стол. Зятя Иван Никифорович недолюбливал за молодость и резкость суждений, но готов был признать, что мужиком и хозяином он может стать не плохим, к тому же, работал зять на том же заводе, где последние k6;вадцать лет трудился и он сам, поэтому выпить и поговорить с Лёшкой Ивану Никифоровичу бывало, порой, приятно. До тех пор, пока захмелевший зять не начинал ругать начальство бандитами и олигархами. Такие речи тестю не нравились, и после он подолгу о заводе не заговаривал, – пока не забудется прошлый разговор и не станет тоскливо без интересных новостей.

Выпили по одной, закусили хрустящими огурчиками, Марийка подала исходящую сладковатым паром картошку и ушла развешивать бельё. Выпили, уже вдвоём, под картошку с селёдочкой, повели разговор. Ивану Никифоровичу спорить ни о чём сегодня не хотелось и, от того, разговор получался добрый и приятный: и на родном заводе всё было в порядке и вообще, жизнь кругом, вроде как, налаживается. Довольные друг другом, разлили уж остатки по третьему разу, когда в кухню, гремя ходунками, ворвался радостный Мишка с торчащим изо рта краем лотерейного билета. Билет Иван Никифорович узнал сразу и мгновенно, ещё не успев выдернуть его из Мишкиного рта, понял, что и номер билета, и покрытая фольгой защитная полоса, потеряны безвозвратно. Алексей крякнул неопределённо, Марийка, появившаяся в балконной двери привычно всплеснула руками, Иван Никифорович вернул Мишке остатки билета, выпил не закусывая, посидел ещё немного, вяло поддерживая разговор, и ушёл к себе.

III 

Уснуть в тот вечер Иван Никифорович не мог долго. То никак не получалось поудобнее пристроить вдруг разболевшуюся печень, то неуютно начинало щемить сердце и приходилось осторожно привставать спустив ноги на холодный пол, то слишком ярко светили в низкие окна второго этажа проезжающие по обычно тихому двору автомобили; то кошка затевала непонятную возню или малолетний Мишка принимался кряхтеть и ворочаться в соседней комнате. Глухая и беспросветная осенняя ночь была уже за окном, когда он нехотя провалился в тревожный сон. Там, во сне, сотни самолётов с глухим рокотом летели по серому небу и сыпали на исковерканную землю злобно воющие бомбы. Всё вокруг было перепахано и раскурочено, ни одной зелёной травинки, ни одного целого, не превратившегося в щепки деревца; только сырая чёрная земля вся в больших и малых воронках, и так – до самого горизонта. Иван Никифорович упал в первую попавшуюся ямку, потом перекатился в воронку поглубже, ещё раз перекатился и перебежал, ища место понадёжнее. Среди путающихся мыслей перепуганного солдатика без погон и оружия только одна была связной и даже понятной: «Два раза в одну воронку не падает!». «Два раза не падает» – он переждал немного и бегом, обливаясь холодным потом перебежал в совсем уж огромную ямищу, откуда был виден только кусочек серого неба и даже не долетали комья земли от близких разрывов. Там он свернулся калачиком, боясь смотреть вверх, и стал ждать.

Утром Иван Никифорович долго раскачивался, покряхтывал и щёлкал суставами. Тускло пожелал детям доброго утра, выпил кружку жидкого чая и, застегнувшись на все пуговицы, отправился на почту, за пенсией. Пришёл Иван Никифорович как раз к своей очереди, которая, по заведённому обычаю, была между Петром Николаичем из второго подъёзда и Анной Ивановной из четвертого, раньше за ним был тёзка, Иван Антонович, да ему уж полгода, как пенсия – без надобности. Соседи тревожно расспросили Ивана Никифоровича о здоровье и пропустили к кассе, кассирша отсчитала деньги и подала в окошко, привычно спросив:

 – Лотереечку возьмёте на выходные?

- Нет, золотко. – Иван Никифорович прокашлялся. – Два раза в одну воронку не падает.

Девушка пожала плечами, Иван Никифорович отошёл на несколько шагов, постоял, о чём-то размышляя, развернулся и, потеснив очередь, снова подошёл к кассе.

- Извини, Анна Ивановна, запамятовал. Я быстро. – Иван Никифорович сунулся в окошко. – Милая, а у тебя какие лотерейки есть?

- Да вот их сколько. – девушка указала ему на веером приклеенные к стеклу лотерейные билеты.

- Давай-ка мне каждого по одному!

- Ты чего это, Ваня? – встрепенулась Анна Ивановна.

– Что два раза не падает – это верно. Но тут понимать надо правильно!

- Чего понимать-то?

- А. Долго объяснять. – Иван Никифорович неопределённо махнул рукой, сунул пачку билетов в карман и, легко опираясь на палочку, направился к выходу, расстёгивая,  по пути,  пальто.

                                                                                                               Ноябрь 2011г.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Весна

 

 

 

Солнце плеснуло по глазам ливнем слепящих лучиков, затопивших шершавый асфальт улицы с кучками серого песка у бордюров. Оторвав от левого клипона* затянутую в яркую перчатку, ладонь, он опустил на глаза тёмное, зеркальное снаружи стекло и полностью открыл все каналы вентиляции шлема – чтобы тревожный и сладкий запах весны не сбежал от него. На перекрёстке, мягко качнувшись, встал массивный внедорожник с туфелькой в белом треугольнике – «Уважай меня!», наклеенном на заднее стекло. «А можно посмотреть на тебя прежде?» – он качнул головой втакт лёгкому клевку мотоцикла, останавливаясь рядом. «Я исполню твою просьбу, если ты улыбнёшься». Девушка, оторвав от дороги сосредоточенный взгляд, повернула голову и чуть кивнув, улыбнулась зеркальному визору шлема. «Замётано! Жаль, что нам в разные стороны». Поток дрогнул и поплыл, растекаясь по перекрёстку. Яркое весеннее солнце изо всех сил старалось раскрасить серые, измождённые долгой тяжёлой болезнью улицы. Ещё, ещё немного и краски проступят сквозь серые стены, и даже обычный серый кирпич выпятит себя из сетки швов, и редкие пучки свежей травки закричат из щёлей тротуаров. Ещё немного. Ещё один шумный и ласковый дождик, и небо сверкнёт промытым голубым стеклом, и вода в реке отзовётся глубокой синевой…

А вода и уже не выглядела холодной. Он ехал по мосту над рекой и крупная гладкая волна звала разбежаться и нырнуть. Плыть, перевернувшись на спину, оставив лишь лицо на поверхности, раскинув руки лениво шевелить ногами… Ногами… И пить. Хотелось пить её, густую, прохладную воду. Слиться и самому стать водой…

Игривый и неловкий как щёнок, ветер, закрутил маленький пыльный смерч и, разбив его о парапет, сбросил с моста. Берег принял мост, обняв его голыми чёрными липами, побледневшими билбордами, блеклыми, под ярким солнцем, огнями светофоров. Он аккуратно объехал стайку велосипедистов с отбрасывающими яркие блики педалями и чуть прижался, пропуская гудящий свадебный кортеж. Ветер вырывал шарики из пышных гирлянд на крышах автомобилей и они растерянно разбегались по дороге. «А может вы за город? Возьмите меня с собой. Возьмите, я поеду вместе с вами по чёрной ленте пригородного шоссе мимо сырого просыпающегося леса. Потом мы свернём на твёрдую и пыльную грунтовку, подъедем к деревеньке, где гордые собой соседи уже уложили поперёк дороги здоровенное бревно… А ночью там будут огромные яркие звезды и звуки вашего праздника потеряются под бесконечным небом, стоит лишь чуть отойти. И какая-нибудь незнакомка, дарящая дрожь моим ладоням, будет пахнуть весной и немножко сладким ликёром»…

Солнце играло с голыми деревьями, одевая их в призрачные, сотканные из струящегося света, кроны и разливало над асфальтом призрачные лужицы. Одуревший ветер носил пыль и случайные дразнящие запахи. Мальчишки гоняли мяч по пыльному пустырю. «Набегаться, до головной боли, а потом на усталых негнущихся ногах зайти в ближайший гастроном и купить огромный брикет мороженого…». И снова мост. Под мостом – сверкающая россыпь разбегающихся ручейками рельсов и дымящий локомотив, разгоняясь, тащит вереницу вагонов. Под грязными, закопченными крышами, покачиваясь на стрелках, безразлично смотрят в окна разные люди. «Я бы поехал. Поехал бы туда, где уже давно лето. Или, как вы, туда, где ещё зима. Я бы ехал, глядя, как весна бежит вспять. Ехал бы день и два, и неделю. Покачиваясь, проходил бы через весь вагон в тамбур, чтобы перекурить стараясь не промахнуться мимо маленькой пепельницы то и дело захлопывающей свою крышку. Смотрел бы на заметённые снегом чужие перроны и тихо улыбался тому, что, я то знаю, – позади идёт весна, я её уже видел…»

Пыльные улицы остались позади и его обняло небо. Небо над робко зеленеющими полями с редкими островками высоких деревьев. Небо с редкими облачками и одиноким, расползающимся следом невидимого самолёта. «И там кто-то смотрит на лоскутки полей и серую опухоль города с метастазами пригородов. А стюардесса уже укладывает на тележку контейнеры с обедом, и чуть слышно пахнет кофе… И ногам тесновато…»

По правому ряду, заслоняя заходящее солнце, вереницей ползли огромные магистральные тягачи с длинными фурами. Мягко покачивая антеннами и изредка шаркая по асфальту длинными брызговиками, словно огромные ленивые звери, двигались к одним им ведомой цели…

 

За стеклянной дверью приглушённо светила настольная лампа на посту дежурной. За приоткрытым окном чуть слышно шумела крохотная молодая листва и за этим совсем тихим шорохом тонули отрывистые звуки ночного города. Он лежал, открыв глаза, вспоминая яркое солнце и думая о том, что могло его разбудить. Соседи тихо дышали во сне. «Да и кому тут ворочаться? Перелом позвоночника кого угодно утихомирит…». Он привычно зажмурился, но скулы не отозвались. За окном, сквозь шёпот листвы, доносились шаги, далёкая сирена, чей-то энергичный старт с перекрёстка… Тихо шумела крохотная молодая листва и из шороха прокрадывались в сознание странные слова: «Всё будет хорошо…». Он глубоко вдохнул, стараясь поймать тонкую струйку воздуха из форточки, и чуть заметно улыбнулся.

 

 

 

 

                                                                                Февраль 2011г.

 

 

* Спортбайк не имеет руля в привычном понимании. Отдельные левый и правый рычаги (Klip-on) крепятся непосредственно к перьям передней вилки.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Тебе чудес отмерено без счёта…

Игрою света утро опьяняет
И мир весь твой и ты – для мира весь.
Скорей вперёд, мгновенья не теряя!
Коснись всего, что в этой жизни есть.

Тебе чудес отмерено без счёта,
Друзей, мечтаний, радостных дорог,
Побед, провалов, резких поворотов,
Любви, забот и трепетных тревог.

Холодных дней, ночей, огнём горящих,
Усталых тёмно-синих вечеров,
Далёких стран, безудержно манящих
И суеты огромных городов.

Ты можешь стать кем только пожелаешь
Ты будешь думать, строить, разрушать,
Идти и падать, веря, что летаешь,
Молчать учиться, слушать, понимать.

Ты станешь… Только снова свет играет
В снежинках, пляшущих с осеннею листвой
И кто-то, кто тебя, как будто знает,
В глаза посмотрит вечной тишиной…


И каждый, как горазд, слагает сам
Свой реквием по преданным мечтам.


                                                      Ноябрь 2011г.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Афоризмы 271-280

 

 

 

Не путайте маразм с мудростью.

 

 

Профессионалы отличаются от любителей тем, что получают за своё занятие деньги, но уже не получают удовольствия. 

 

 

Безусловно, поднять руку на женщину – ниже мужского достоинства. Но что, кроме физической силы, он может противопоставить психической атаке?

 

 

 Признать ошибку и исправить её – не одно и то же.

 

 

 Двадцать лет назад никто не мог представить, что у нас на рабочем столе будут обои и иконки.

 

 

 Вечно бежать можно только от себя самого. От любого другого давно бы убежал.

 

 

 Не человек владеет талантом, а талант человеком.

 

 

Мои стихи – это стон души от невозможности сложить прозу.

 

 

Предательство собственной мечты – низость, не находящая оправданий.

 

 

Всё будет хорошо. Более или менее.

 

 

 

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Нарисуй мне меня

 

 

- А нарисуй мне осень? Такую, знаешь, яркую и пушистую. Такую сухую и тёплую, какой обычно не бывает. Чтобы деревья стояли в листве самых разных оттенков, и чтобы на земле было полно листьев, и кучками, и россыпью, так, чтобы можно было ходить по щиколотку в шуршащих листьях, а если захочется, то и валяться на них, зарываться. Сможешь? Ты сможешь, я знаю. И чтобы по утрам туманы и изморозь, а днём – тепло и солнышко, а вечером, чтобы небо чистое-чистое, с большими звёздами. Нарисуешь?

Ой, подожди! Пока не надо. Сначала нарисуй дом. Он будет такой белый, двухэтажный, как мы с тобой однажды видели. Помнишь? Вот такой нарисуй мне. Он маленький, но выглядит как большой с этими колоннами и крохотными львами у крылечка – они совсем как лохматые кошки. Только крыша пусть будет зелёная, хорошо? Уже у всех, кому не лень, крыши всех оттенков красного, а мне хочется зелёную. И ещё, пусть перед крыльцом будет огромная клумба с хризантемами. Они тоже будут белые с зелёным, это должно быть красиво! А вокруг дома будет сад с разными деревьями и цветами. Деревья весной будут цвести белым, а осенью на них будут висеть большущие такие, жёлтые яблоки. А в доме пусть все комнаты будут разные: одна белая, другая розовая, голубая, светло-зелёная. В спальне пусть звёзды будут на темно-синем потолке. Их можно вырезать из зеркала, правда? А в детской будут всякие мишки и зайчики, и маленькие ёжики с яблоками на иголках, и пчёлы и аисты. Ой! А давай в саду будут пчёлы? У них будут белые ульи с зелёными крышами – точно такие же, как дом. А ещё, у дома будет терраса, выходящая в сад, там будет стоять большой круглый стол, знаешь, такой, тяжёлый, на толстых ногах, и там мы будем пить чай с мёдом и смотреть на наших пчёл. А зимой мы будем пить чай в кухне. В доме будет, ведь, огромная кухня вместе со столовой, там будет красивая посуда в шкафах со стеклянными дверцами, и камин и уютная такая лампа с абажуром. Она будет висеть над столом, и когда вечером её включишь, то кажется, что ничего больше нет в мире, кроме этого стола и лампы. И ещё нужно, чтобы часы тикали. Большие такие часы, с боем и маятником. Только они не громко будут бить, а тихо и мелодично. Вот. А ещё нужно хоть несколько грядок. Ну глупо же ездить в магазин за каким-нибудь луком или салатом, правда?

Слушай! А это ведь будет не в городе, да? Да, это не в городе, точно. И вообще вокруг никого больше не будет. Будет какая-нибудь речка, с красивой запрудой, чтобы там можно было купаться, и было бы не глубоко, и чтобы можно было построить на берегу, среди ив, маленькую беседку. В беседке можно сидеть во время дождя и смотреть, как он шлёпает по воде и тогда вода надувается пузырями. И ещё там можно устраивать пикники, только без этих глупых шашлыков, а то от дыма не слышно как пахнут лилии. И будет лес. Светлый и красивый. Туда можно будет ходить за грибами, а ещё там будет малина и земляника и черника… А можно чтобы там не водились комары и всякие пауки? Ну можно же, я думаю. И ещё там будет калина и брусника и сосновые шишки, чтобы топить самовар в саду за домом. А за лесом будут поля с холмами и другие такие домики, только не такие, как у нас. Разные. В них будут жить какие-нибудь наши друзья, и мы будем иногда ездить к ним в гости. И они к нам. Мы тогда будем накрывать стол в саду, под яблонями, и угощать их чем-нибудь необычным, а я буду необычно одеваться.

Нам, ведь, не далеко будет до большого города с огромными стеклянными небоскрёбами и большими магазинами. Мы будем наезжать туда время от времени, ходить в театр или в кино, ужинать в каком-нибудь ресторане, таком, чтобы, сидя у окна, можно было бы смотреть на город сверху вниз. Вечером весь город будет залит огнями, можно будет долго сидеть, и разглядывать далёкие окошки и мигающие рекламы, и красно-белые реки улиц. Здорово же, правда?

И вообще, пусть всё будет недалеко. Пусть можно будет съездить на море и поплавать с дельфинами. А потом покататься по какой-нибудь канатной дороге, забраться в горы и в бинокль рассматривать городки внизу и корабли в море. Пусть всё будет рядом, чтобы не тратить время на бесконечные переезды, во время которых всё мнётся и никак не получается выспаться. Пусть можно будет побродить по какому-нибудь средневековому замку, а потом проехать на верблюде и посмотреть, как садится солнце в пустыне. А потом мы будем возвращаться в наш белый домик, вспоминать и разглядывать фотографии. А зимой, когда надоест холод, всегда можно будет куда-нибудь сбежать. Но, пока ещё не зима, приятно будет побродить по шуршащим листьям и посмотреть, как быстро бегут тучи по небу.

Нарисуй мне меня в простом тёмном платье и с белой шалью в саду, возле дома. Пусть всё вокруг будет красное и жёлтое, и у меня будет букет из жёлтых кленовых листьев, а небо пусть будет голубое, как перед морозом. И чтобы на земле было полно листьев, и кучками, и россыпью, так, чтобы я ходила по щиколотку в шуршащих листьях. Нарисуешь?

Ты что, спишь?

Ты спишь…

Ладно. Тогда я сама нарисую.

 

 

                                                                                                               Ноябрь 2011г.

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

К Осени

Откровений твоих золото

На серебряных нитях инея,

В лужах неба кусочек сколотый

И подписанный твоим именем.

 

Ни прочесть его, ни почувствовать,

Ни понять, как оно слышится,

Только листьям сырым сочувствовать,

Что на голых ветвях колышутся.

 

Расстегнувшись, сплестись с холодом,

С неуютом твоим ветреным,

С серым небом, зиме проданным,

С плачем листьев, весне преданных.

 

Откровений твоих золото

В паутинках седого инея,

Над кусочком неба отколотым

Дышит ветер твоим именем.

 

 

                                                          Ноябрь 2011г.

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru

Хлам

 

 

Мы живём на свалке.

То есть, живём-то мы в уютных и комфортабельных квартирах, но каждый день выносим на ближайшую свалку кучу мусора. Заскакиваем по пути на работу, или поздно вечером, гуляя с собакой – чтобы не оставлять полное мусорное ведро на ночь. Или, просто, спешно выбегаем из подъезда, шлёпая тапочками по пяткам…

Каждый день мы выносим свой мусор, отходы от жизни: обёртки от удовольствий, мятые коробки от радостей, осколки надежд, грязную ветошь разочарований, обрывки пожелтевших газет, в которые были завернуты воспоминания, бумажные пакеты из фотомагазина вкусно пахнущие свежими фотографиями – это от наших впечатлений, твёрдую кожуру с запекшейся кровью – от наших душ. Но не всё так просто. Наши вёдра и контейнеры прозрачны и мы не просто валим всё в одну кучу. Нет. Мы сортируем или перемешиваем в разных пропорциях, укладываем слоями, любуемся прожилками и разглядываем на свет. Мы задумчиво роемся в платяных шкафах и кухонных шкафчиках, раздумывая, что бы ещё такого выбросить, чтобы получилось не как у всех. Не как у других.

А потом мы выходим из подъезда и шлепаем к мусорным бакам. Большим, прозрачным мусорным бакам. Подходим. Придирчиво выбираем ёмкость, содержимое которой как можно лучше гармонировало бы с содержимым нашего ведёрка и… вываливаем. Отходим на два шага, внимательно разглядываем результат и, с чувством выполненного долга возвращаемся домой.

А ещё мы разглядываем тот мусор, что выбросили до нас. Разглядываем с интересом, внимательно и придирчиво. И с ещё большим интересом смотрим мы на то, что свалили в бак после, поверх нашего мусора. Берём на заметку, восхищаемся, пожимаем плечами и, иногда, не удержавшись, запускаем обе руки в мусорный бак и выхватываем оттуда что-то уж очень нам понравившееся – оставляем на память.

Кто-то смотрит очень внимательно. Перебирает, разглядывает, интересуется, переходит от одного бака к другому, проводя всё свободное время у этих странных прозрачных вместилищ. А кто-то торопясь тащит полнёхонькие мусорные вёдра не глядя по сторонам, быстро выбрасывает в ближайший бак, облегчённо вздохнув, бросает скользящий взгляд на соседей и торопливо скрывается в подъезде…

А потом, вечером, каждый день в одно и то же время приезжает автомобиль с огромным прозрачным бункером и гидравлической рукой-захватом. Меланхоличный водитель, не торопясь и ни на что не обращая внимания, нажимает на рычаги, по очереди опрокидывая в чрево мусоровоза все мусорные баки с нашей площадки, забирается в кабину и увозит причудливо перемешавшийся мусор на огромную свалку, за город. Туда съезжаются десятки таких же машин с очень похожим грузом и диковатого вида, весь облепленный мусором, бульдозер, аккуратно разравнивает и утаптывает всё, что они привезли. Где-то там, в толще, покоятся наши обёртки от удовольствий, мятые коробки от радостей, бархатные коробочки от признания, бумажные пакеты от впечатлений, цветные буклеты от желаний.

И здесь тоже есть ценители слоёв и прожилок, собиратели редкостей, дельцы и менялы…

Мы живём на свалке…

 

 

                                                                                                              Май 2010г.

 

 

Здесь можно оставить свои комментарии. Выпуск подготовленплагином wordpress для subscribe.ru