Графомания: Я

Честно говоря, буковка «я» ассоциируется у меня, больше всего, с яблоками. Но я не знаю, что о них сказать, кроме того, что мне отчего-то приятно смотреть, как осенью, под тёмным небом с быстро бегущими облаками и изредка просвечивающим тусклым солнцем; среди поредевшей, вялой листвы висят желтоватые, лоснящиеся антоновские яблоки. Я не особенно люблю их на вкус, но смотреть нравится. И сейчас, я, кажется, чувствую их запах вперемешку с запахами далёких осенних костров и влажного ветра.

Но, пожалуй, пусть «я», это буду я. Всё же это был какой-никакой труд: собрать случайные мысли, выжать из каждой хоть куцую страничку текста и разложить эти странички в алфавитном порядке. А труд хочется увенчать чем-нибудь посвящённым автору, даже если автор, и так, в каждом слове.

Когда я впервые задумался о том, как же описать себя, не переходя на малоинтересные бытовые подробности, мне отчего-то вспомнился один ноябрьский вечер. Их было много, этих вечеров. Летних, зимних, осенних. Но вспомнился один, ничем не примечательный и, казалось, давно забытый.

… Снег, плоскими, бесформенными хлопьями валил из туманной тьмы над полковым плацем, и, тут же, ни на мгновение не облагородив щёрбатый, в камушках, асфальт, превращался в серую грязь. По грязи мерно хлопали десятки тяжёлых рифлёных подошв с каблуками подбитыми маленькими подковками. Обычно подковки задорно цокают и даже сыплют искрами, но в тяжёлом чёрном тумане, вдруг, утонули все звуки. Только снег, летящий из тьмы, три размазанных, высоких фонаря, тусклые пятна казарменных окошек за голыми деревьями и глухой, сквозь вату тумана, барабанный бой.

Маленький барабанщик с курносым девичьим личиком и золотистым пушком на щеках стоял где-то на своём обычном месте возле трибуны и выстукивал ритм. Барабанщика не видно было в тумане. Ничего не видно было под тёплым снегом, висящим в тусклых конусах люминесцентного света под редкими фонарями. На короткие минуты, что нужны были для прохода через плац к висящему во тьме, светящемуся островку у столовой, исчезли звуки и ощущения стали чужими. И снег. И туман. И дробный стук барабана на блестящем белом ремне с газырями для палочек. Где-то в тумане, может быть, совсем рядом, стоял барабанщик в аккуратно подогнанной шинели с маленькими, блестящими лирами на петлицах и, сам того не зная, протягивал мне тонкую ниточку реальности. Мир перестал быть целым, развалившись на части. Каждая разлапистая снежинка, каждое чёрное дерево с голыми ветвями, фонарь, блик света на чьей-то кокарде, каждое жёлтое, обманчиво-тёплое пятно окна – всё стало свободным и самодостаточным, ещё как-то держась друг друга, но уже готовое разлететься в разные стороны или сбиться в бесформенный ком. И только деревянные палочки в озябших пальцах не давали миру перевернуться. Простой ритм повторялся раз за разом, но всегда чуть иначе. Ритм был неточным: ошибался, поправлялся, приостанавливался и бежал вдогонку. Где-то удар оказывался чуть слабее, где-то на долю секунды фальшивили паузы. Ритм был живым. Мир держал маленький барабанщик с курносым девичьим лицом…

Иногда я чувствую, что выпадаю. Куда и откуда, кто знает? Просто жизнь теряет объём, превращаясь в набор плоских декораций, топорных и аляповатых. И тогда, где-то внутри меня оживает помятый барабан на растрескавшемся белом ремне с газырями для палочек.

Октябрь 2011г.